Про жителей деревни Рагозы.

   Я уезжаю из деревни Рагозы, что затерялись в Псковских лесах. Меня провожает девятилетняя Светка, вставшая рано по этому случаю и нажарившая вкуснейших семечек. Что будет с ней лет через десять, будет ли её деревня на карте?

   Сейчас там двадцать дворов. Зимуют человек тридцать. Всего четверо ребятишек ездят в школу в соседнее Глазуново. Живут здесь замечательные русские бабушки, знаменитые певуньи: баба Варка (В.М. Жиганова), Нюша (А.И. Зверева), Наталейша (Н.Н.Ермакова), Дуня (Е.Н. Штыкова), Хруза (Е.Т. Белюсева), Ульяна (У.П. Лукова), Бычиха (А.М. Быченкова). Почему знаменитые? Да потому, что недавно в Ленинграде вышла их пластинка «Традиционное искусство Поозерья» И теперь, ожидая коров на горке, лихая местная красавица Райка выключает свою любимую «Ламбаду» и ставит бабушкам на проигрыватель их песни. А иногда приходит на горку и гармонист Козёл (Н.И.Козлов). Высокий, добрый и удивительно красивый. Берет гармошку, и пускаются бабки в пляс. Песни да музыка, пожалуй, единственное, что осталось у них.

   Многие из них одиноки, мужей скосила война, дети разъехались. В каждом доме в красном углу рядом с иконкой - фотографии родителей. А в рамках под стеклом - вся жизнь: молодость, дети, внуки.

   Каждый день похож на предыдущий. Все повторяется. Выгон коров, уборка сена, магазин, дойка, загон коров, баня. Магазина в Рагозах нет, полкилометра надо идти в Поташню, чтобы получить свои две буханки черного хлеба, полкило масла, килограмм сахара, две пачки пшена. Все строго по норме. Больше и не привозят. Даже конфет нет, чтобы угостить гостей. А что говорить о бесценной валюте-водке. Только по талонам, да и то не всегда. Зато есть свой сад, огород, у большинства – коровы, овцы.

   Ночью стоит оглушительная тишина, висит огромная луна. Один дед так и сказал, что у него за печкой - дырка в космос.

   Итак, я уезжаю из Рагоз в свой мир, в свой город, где, как сказала не менее знаменитая певунья Евгения Васильевна Боровикова, «людей много, как деревьев в лесу. И никто с тобой не здоровается». Жаль, что, наверное, исчезнут Рагозы, когда не будет уже этих замечательных женщин. Ведь не останется же здесь семнадцатилетний внук Варьки, готовый за бутылку продать душу, или Райка, мечтающая стать лесником, или Андрейка, целый день, носящийся на велосипеде? Так что же будет с этими нашими милыми, уютными островками жизни? Вслушайтесь: Завьюжье, Аничково, Церковище, Удвяты, Лобынщина. Они живы, пока там живут люди, из которых наше государство выжало все, что только можно, выплачивая им теперь гроши. И давно уже наплевало на них. Эти люди без него проживут, и прожили бы на много счастливее, да справится ли оно без них?

Тишина.

Светка, умоляю тебя, не уезжай!

Сохрани Рагозы.

Юрий Феклистов

Фото автора

Анна Ивановна Зверева

Евдокия Никитична Штыкова

ВТПО «Фирма мелодия» 1989г.

ВТПО «Фирма мелодия» 1990г.

   Поозерье — так называют этнографы северную Белоруссию и пограничные с ней русские земли. Народная культура Поозерья сохранила древние обряды и песни — отголоски дохристианского языческого культа. На пластинке представлены фрагменты обрядовой музыки земледельческого календаря и старинной свадьбы.
   Заклинательные напевы-формулы строго приурочивались к определенному времени года, празднику, моменту обряда и имели своей целью магически воздействовать на потусторонние силы. Обрядовые песни исполнялись особыми голосами, ритуально-экспрессивными, тембрально-жесткими, способными к далекому посылу в пространство. Несмотря на известную резкость вокальной подачи, певицы умеют вместе с тем раскрашивать мелодию напева изысканной орнаментикой, вступая друг с другом в интонационное общение, они — каждая по-своему — расслаивают, индивидуально дополняют коллективное звучание. Используемый здесь принцип совместного пения очень архаичен. Песня «Наша масленица дорогая» (1) игралась, как говорят сами исполнители, во время шумного языческого праздника — масленицы, которая олицетворяла конец зимы и начало новой жизни. «В поле рожь зелененька» (2) приурочивалась к началу весенних земледельческих работ, когда впервые вывозились удобрения на поля и организовывалась толока — трудовое объединение крестьян с целью взаимопомощи. Отзвуки поклонения солнечному богу, огню отчетливо определяются в обычаях Ивана Купалы, празднуемого в ночь с 23-го на 24 июня (по старому стилю). Тогда и пелась «Иванова матка всю ночку не спала» (3). Оканчивается лето, наступает осень, время снимать урожай, к которому и приурочена жатвенная песня (обжинка) — «Жнеи мои, жнеи» (4). Кулачные бои — реликты ритуального поведения — устраивались во время ярмарок, престольных праздников, гуляний, зимой — на масленице, летом — в Петров день. Молодежный обрядовый кулачный бой — «стенка на стенку, деревня на деревню» — сопровождался грозными припевками, плясовыми движениями, устрашающими противников, обязательными инструментальными наигрышами. В каждой артели молодежи был свой музыкант — фигура неприкосновенная. Когда-то в подобном действе могли участвовать скрипачи, балалаечники, цимбалисты. Затем музыканты перенесли звучание воинственных наигрышей на новый для деревни инструмент — гармонь. Слушая припевки «Под драку» (5), можно вообразить себе гармонистов из двух молодежных партий, удалых и враждебных друг другу.
   Свадебный обряд в некоторых деревнях Поозерья и сегодня еще играется (в большей или меньшей степени) по-старинному. До венчания происходил так называемый надел — одаривание молодых с пожеланием им богатой и счастливой жизни; затем невеста прощалась с отчим домом. В это время звучала ритуальная инструментальная музыка и одновременно с ней раздавался плач. Голосили и невеста, и ее мать, а иногда даже и ее сестры и тетки. Голося, невеста откланивается, а музыкант играет при этом так называемое «Откланення» (6) — образец сольного исполнения.
   Имитация инструмента голосом — особый вид инструментально-вокальной музыки. Обычно подобное пение-наигрыш особого типа, именуемое под язык, одновременно с голошением звучало на предсвадебных молодежных собраниях — посиделках, вечорках: девушки, в предвкушении будущей свадьбы, осваивали здесь песни и плачи, постигали тайны совместного творчества (7). В условиях же подлинной, ставшей наконец реальностью, свадьбы требовалось полнокровное инструментальное тембровое звучание. Происходило это при наделе, а также в драматический момент прощания невесты с родными, причем играл на стародавних свадьбах ансамбль (скрипка, цимбалы). Трагические звуковые образы голошений-диалогов невесты и матери свободно накладываются на светлую, торжественную партию инструмента (8).
   После венца, на пиру, музыканты непременно играли ритуальные величания (марши) каждому гостю. За свадебные марши гости обязаны были одарить музыкантов. У жителей любой округи водится свой, излюбленный марш, который нередко отличают глубокие интонационные связи с остальной музыкой местной свадьбы (9, 10).
   Существовали инструментальные версии свадебных формульных напевов (11). Порой подобные наигрыши сопровождали песни. Иногда же свадебные песенные формулы трактовались музыкантами как инструментальные наделяные и наигрыши, приуроченные к другим моментам обряда.

   Вторая сторона пластинки — это песни, отражающие музыку свадьбы северо-восточного Поозерья и расположенные по порядку их исполнения в обряде: перед отъездом жениха за невестой (12), перед увозом невесты в дом жениха (13), на свадебном пиру (14, 15), на отводинах, во второй день свадьбы (16, 17).
   Песни и голошения исполняют Ефросинья Тимофеевна Белешева, Варвара Михайловна Жиганова, Анна Ивановна Зверева, Евдокия Никитична Штыкова (все — из деревни Рагозы Усвятского района Псковской области).
   Инструментальные наигрыши и припевки звучат в исполнении гармонистов из Городокского района Витебской области БССР — Николая Ивановича Данилова (деревня Меховое) и Ивана Ивановича Ивлева (деревня Бычиха).
 

А. Ромодин, И. Ромодина